Однажды, когда я ранним вечером доставлял очередную электронную безделушку, в отдаленный спальный район Москвы…….
Я вышел из метро и огляделся для привычной рекогносцировки на местности. Еще утром рассматривая карту Москвы на рамблере, я не без удовольствия отметил, что пункт назначения моей последней в этот день доставки, находится недалеко от ст. метро. Недалеко в той мере, что нет смысла садится в маршрутку и испытывать привычный приступ идиосинкразии от близкого присутствия представителей твоего вида, но и не так далеко что путешествие пешком отнимет у тебя последнее время уходящего дня и остатки сил.
Это означало, что предстоит приятная прогулка по незнакомой, колоритной местности с рассматриванием особенностей местного ландшафта, населения, и вдыхание теплого вечернего воздуха, напоенного запахом воды, травы, и нагретого асфальта. С последующим возвращением в уже опустевшую станцию метро, уютным примащиванием на пустую скамейку в вагоне, и дочитыванием книги, без чтения которой, дальнейшая жизнь выглядела невзрачной и пустой.
Поначалу, все мои предвкушения предстали передо мной таким образом, как будто мир который я вижу, рождался исключительно в моей голове, а потом, по необходимости материализовывался перед моими глазами. Передо мной была обширнейшая ровная площадка, покрытая сплошь газоном, прорезанная аккуратными бетонными дорожками, редкими скамейками, какими-то бетонными резервуарами с водой, видимо предполагалось изначально делать фонтаны, но потом оставили так. Я пересекал эту обширную рекреационную зону, передвигаясь в сторону возвышающейся метрах в пятистах бетонной громады спального района. С любопытством, поглядывая на продукты жизнедеятельности местного населения оставленные около лавок и урн. Разбитая гитара, пустая коляска без колесика в которую непременно хотелось заглянуть, проходя мимо. Пустые банки, окурки, разорванные пакеты от чипсов, означавшие, что жизнь местных жителей по ночам не была тишайшей и что люди здесь, все-таки рождались и умирали.
Я зашел во двор через арку, пошел вдоль дома, отсчитывая подъезды. Не дойдя, пять метров до нужной мне двери, услышал сзади какие то похрапывания и жалобные постанывания на грани слышимости. Я обернулся и увидел большого, грузного старика, который передвигался боком вперед, ощупью, вдоль стоящего около тротуара микроавтобуса. В его облике – сочетание одежды, черт лица, выражение лица, огромного телосложения, было что такое, что на уровне ощущений, мгновенно говорило о том, что этому большому человеку, просто плохо. Это та разновидность восприятия информации, которая обеспечивает максимальную скорость обработки, но при этом полную невозможность корректного объяснения почему. Тот, кто умеет пользоваться априорной базой ощущений может мгновенно сказать это так, а это так, и ничего не ответить на вопрос почему. Да потому, я же вижу, неужели вам непонятно. Ноги его подгибались, и его тянуло назад. Микроавтобус закончился, старик застыл в неестественной позе, не зная на что опереться в попытке не потерять равновесие и не завалится, на спину. Я пошел в его сторону и попытался его подхватить, но он был настолько тяжелый, что, несмотря на мою поддержку, беспрепятственно шлепнулся на спину. Я попытался уговорить его встать и понял, что говорить он не может. Он вяло шевелил языком, но с артикулировать ничего не мог, какие то нечленораздельные звуки. Я вызвал скорую и попытался дотащить его до лавки, но не смог тащить его даже волоком за руки. Такого со мной, наверное, не было ни разу в жизни, что бы я тянул тело человека, а оно даже с места не сдвинулось, больше всего по ассоциациям мне это напоминало эпизод про главу семейства из «100 лет одиночества», который сел под деревом и сидел, пока не покрылся грибочками и не перешел в другое измерение. Там, кажется, его тоже пыталась сдвинуть с места, но он как прирос к нему. Я пытался выяснить у него, где он живет, но из нечленораздельной каши шипящих звуков слов было не разобрать. Я показывал своей рукой на подъезды и кивал головой в надежде увидеть обратный кивок, но слышал только хрипы и видел вращение глазных яблок, он явно ничего пред собой не видел. Первые минуты от такой патовой ситуации я даже растерялся. Потом попробовал попросить помощи, первые к кому я обратился, были стайки довольно крепких физически подростков проходившие мимо нас то в одну, то в другую сторону. Но на просьбу помочь, реакция была такая, как будто я был призрак и звал с того света. Они слабо вели головой в мою сторону, пытаясь определить источник потустороннего голоса, но когда находили его, то тут же отводили глаза и с еще большим оживлением начинали кричать какую то чушь друг на друга. Вообще, я сразу понял, что нас для них не было. Потом мимо проходил, какой то человек, я обратился к нему сказав, что тут старику плохо и не поможет ли он дотащить его, хотя бы до лавки. Но услышал, как будто заготовленный ответ, – «я не самосвал». У меня вообще опустились руки, я еще раз попытался, сдвинуть старика с места в попытке перетащит ближе к лавке. Результат был тот же. Но бог видимо услышал мои молитвы и когда я в очередной раз посмотрел в лицо старика, то сразу понял, что тот как бы начинал приходить в себя. Взгляд его сфокусировался, болезненная краснота с лица пропала. И на вопрос где он живет я, наконец, разобрал цифру 41. Осталось определить подъезд. Я показывал рукой на дальний и на средний подъезд, когда показал на ближний, увидел слабый, долгожданный кивок. Еще он произнес – «Вова». Я подошел к двери набрал на домофоне 41, услышав в ответ мужской голос, сказал примерно следующие, – «здравствуйте тут старик на улице лежит, ему явно плохо, он назвал номер вашей квартиры и имя Вова, вы может, его знаете? ». Вова это я. Я сосед, сказал мужской голос, сейчас спущусь. Ооо, аллилуйя подумал я.
Вова вышел, мы затащили старика к нему в квартиру, по пути Вова поведал, что старик живет один, что ему уже давно врачи велят лечь в больницу, но он все тянет. Я сказал Вове, что вызвал скорую, но что она подъедет к подъезду и что надо бы подождать или перезвонить и назвать точный адрес. Голос у Вовы был извиняющимся и я так и не понял почему.
Я доставил электронную хрень на этаж выше квартиры старика и пошел в сторону метро.
В голове моей всплывали примерно такие картинки.
Я представлял себе самосвал. Мой умозрительный самосвал выглядел как детская игрушка, разноцветный, жизнерадостный, только размером с настоящий самосвал. И как будто я был некой субстанцией на уровне произрождающейся материи. Я еще не родился, и формы для меня еще не было. Меня спросили.
- Хочешь быть самосвалом?
- А что других вариантов нет? Что бы быть?
- Что бы быть нет.
- Можно не быть.
- Валяйте, сказало я…
Пусть я буду большой механический и безмозглый, зато явственный, конкретный и от меня будет ощутимая польза.
Еще в моей голове всплывал образ Марли компаньона Скруджа, который так хотел что-то сделать для еще живущих людей, но сделать ничего не мог, потому что был мертв.
Лезли, в голову мысли о примитивных америкосах, которые ничтоже сумнящеся, просто платят пособие своим нищим и устраивают для них ночлежки и приюты. Оставляя нравственный выбор жить за свой или чужой счет на совесть конкретного человека, но предоставляя при этом ему необходимый минимум для существования. Для того чтобы члены общества, могли с полным правом называть себя таковыми, а не перешагивать через гниющих братьев своих с каменной рожей, разглагольствуя после этого о цивилизации и прочих эфемерных вещах.
И еще представлялось недоумение сталкера – Тарковского, который говорил – «они же не во что не верят, они считают, что они не зря родились, что каждое слово, каждое движение души должно быть им оплачено»…..