Вечный ветер завывает между железных ребер города, шепча старый проверенный хит – «Угасание. Старость. Смерть». С каждым годом, с каждым мгновением этот шепот становится все громче, все отчетливее, страшнее. Плоть дряхлеет, поддаваясь вечному напору времени, атомы жизни с прощальным смешком улетают во тьму – так вечный скульптор высвобождает из человеческой руды статую пустоты. Нити, еще недавно так крепко сцепляющие тело в круглый веселый шарик, растягиваются и начинают жалобно выть, затем рвутся и вот уже гитара без струн, деки треснули, лак осыпался и остается только с ужасом наблюдать, как оркестровая яма становится просто ямой.
Все эти рассуждения по сути волновой эффект процесса самоосознания собственной конечности, а кудрявая их форма – кокетство, вроде попытки прикрыть лысину рыжим париком. Все гораздо проще – старение проявляется в симптомах, некоторые из которых смешные, некоторые отвратительные. У себя я тоже заметил парочку. Например сентиментальность. Киношные сцены вдруг стали выдавливать быстрые слезы, в тандеме с кино работает водка – пара рюмок и вот уже жалко весь мир, а несколько часов назад ведь усмехался в усы и думал о себе как о самом циничном мачо на свете. Гормоны? Неужели скоро буду говорить визгливым голосом о том, что в молодые годы ужо я-то был суперстар?!
Развилась и раньше присутствующая склонность вещать и поучать. Может быть, открывается древний механизм, когда тридцатка – уже мафусаилов срок и надо успеть передать весь небогатый жизненный опыт совсем убогим восемнадцатилетним соплякам? Как они смогут отличить ядовитые грибы от полезных? Как справятся с мамонтом-бисексуалом в период гона? Как уберегутся от срывания цветов зла?
Стали ныть кости. В древности не умели запихивать в стеклянную трубку ртуть и поэтому отработанный в погоне за дичью организм в целях конверсии, утилизации и оптимизации превращался в термометр. Привет, тебе уже четвертый десяток, будешь термометром, а может и барометром заодно.
Пессимизм. Что поделать – как только замечаешь, что рельсы твоей вагонетки вовсе не цирковое представление и ведут тебя от света к концу тоннеля – почему-то становится не смешно. Хотя некоторое время, когда колеса наезжают на стыки, еще всхахатываешь, отчего остальные пассажиры смотрят настороженно и недоуменно.
Желчность и раздражительность. Конечно, будешь желчным, когда вокруг одни идиоты, недотепы и засранцы, еще же ведь тратят твое драгоценное оставшееся время, тысяча фунтов одна минута!
Упадок сил. На то, чтобы бежать вверх по спускающемуся вниз эскалатору требуются гигантские усилия, а ведь надо еще толкать локтями соседей. Поэтому, даже на самых веселых праздниках, перестаешь танцевать и налегаешь на калорийное – нужна энергия! Поэтому, взяв в руки что-нибудь посложнее популярной книжки, через десять минут уже ломаешь храпом барабанные перепонки соседей. Художественную литературу стали вытеснять забугорные сериалы с дедукцией, мистикой и тупыми забугорными шуточками.
Происходят какие-то странные вещи со вкусом. В магазине перестали привлекать продукты питания, убиенные животные теперь выглядят именно тем, что они есть – трупами. Правда, потом все равно их пожираешь, аппетит приходит во время еды.
Или вот женщины. Раньше юношеский цинизм странно так компенсировался романтизмом – при взгляде на стройное создание на длинных ножках прерывалось дыхание и начиналось общее покраснение до волосяных луковиц, сопровождаемое мычанием и стихосложением. Теперь почему-то нравятся бабы с толстыми жопами и читать им стихи совсем не тянет.
Малая доля веселого идиотического дитяти все еще живет в поскучневшем организме, но год от года она уменьшается и когда-нибудь, лет в 70, я не смогу иронизировать и позировать в полном объеме. Уже теперь, перепрыгивая через ступеньки в радостном предвкушении ужина, ловлю себя на мысли, что мой полный объем примерно с центнер и лучше бы ему поберечь когда-то стройные подпорки. Да, надо быть осторожнее…